Сжигая мотыльков Шестнадцатилетние юноши очень хороши в своей невинно-детской привлекательности, особенно если уметь правильно обращаться с ними. Сначала осторожно, на грани нежности приручать их, заставить доверять тебе. Потом, взяв за руку отвести к себе и все так же аккуратно снимать с него одежду, которую он так легко и покорно будет оставлять в твоих руках. Теперь, когда тонкое, стройное тело осталось без защиты вороха тряпок и украшений, с ним можно сделать что угодно. И ты, с жестокой улыбкой начинаешь его бить, с силой, со звериной яростью. Он по началу не понимает, за что ты его сейчас наказываешь, хотя минуту назад был нежен, почему все происходит именно так, ведь он доверился тебе, почти полюбив. А ты грубо переворачиваешь его на живот и насилуешь, наслаждаясь его откровенной невинностью, бесстыдно-громкими криками, упиваясь его болью. Тебе нравится, как рвется под твоими ногтями его светлая кожа, как набухают кровью тонкие полоски. И хочется брать его сильнее, глубже, полностью раствориться в нем и... Хотя бы на мгновение забыться...
А чуть позже, можно полулежать не кровати и смотреть, как он, свернувшись в маленький комочек боли, жмется к твоим ногам. Сначала, он просто рыдает, пытаясь утереть соленые капли кулачками, потом, словно теряет голос. Просто смотрит в темноту перед собой, сквозь пелену скользящих слез и безмолвные губы шевелятся, произнося твое имя. Острое, как клинок. Не из-за этого ли у него на губах кровь? Может быть, он порезался о ледяную сталь? А может, просто ты разорвал их очередным страстным поцелуем?
Ты знаешь, что сейчас он еще не осознал полностью, что с ним произошло. Позже... Несколько часов спустя, в его глазах появится ненависть и капелька того холода, что ему подарил ты, когда в первый раз резко и грубо входил в него. На мгновение, тебе становится его жаль. Как и всех тех, кто побывал в твоей постели и ушел, нет, почти выполз, так же беззвучно плача от боли. Раны на теле имеют свойство затягиваться, но, ты насилуешь не только плоть, но еще и душу. Сколько их было, таких же разбитых, сломанных, напоминающих брошенных кукол, прежде красивых, потом затасканных? Пятьдесят? Сотня? Больше? Со скольких губ ты слизывал кровь? Сколько лет было последнему? Тому, кто плакал, сжавшись в комок, до этого черноволосого ребенка... Двадцать один? ...Светлые волосы, рассыпающиеся по подушке и сияющие призрачным светом голубые глаза... Они с тех пор стали темнее... А до него? Самому яркому из всех? Тому, что почти утопил тебя в абсенте своих глаз... Двадцать четыре? Двадцать пять? Какая разница... Теперь, он такой же взрослый и порочный, как и ты, и возможно, скоро даже сравняется с тобой по количеству любовников и любовниц. Иногда ты возвращаешься к ним, и они принимают тебя так, словно это не ты однажды разорвал их душу. Они ведут себя с тобой дружески сдержанно днем и страстно и горячо ночью. А потом, ты снова уходишь, так никогда и не узнав, как иногда тихо плачет по ночам юноша со светлыми волосами, или как вздрагивает во сне зеленоглазый.
Но, тебе все равно. Потому что, у тебя нет ни сердца, ни души... Они уже давно отданы, подарены, принесены в жертву тобой же... Сердце крепко сжато грубоватой рукой, затянутой в черную перчатку, а душа вмерзла в лед темно-голубых глаз. Пятнадцать лет... Срок за убийство, плавно перетекающий в пожизненный. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как ты прочертил первую сетку царапин на его спине, заставил его душу медленно сгорать, до полного уничтожения. Тогда ты совершил ошибку, стоившую тебе собственной свободы. Ты отдал ему СВОЕ сердце, взамен на его мертвое, испепеленное. Лишь бы он остался с тобой. И он оставался. И его тело все так же послушно отзывалось на страстные ласки. Когда ты обижал его, больно было тебе, потому что в его груди билось твое сердце. И ты с улыбкой мазохиста ранил его все сильнее, пока у него не выработался иммунитет на твой яд. Тогда, вам обоим стало спокойнее. Его губы больше не кровили от острой стали твоего имени, и, ему больше не хотелось уводить взгляд, натыкаясь на лезвия твоих серебристых глаз. Тогда, ты просто стал вымещать свою злобу на других. Подобных ему, такому, каким он был пятнадцать лет назад...
И с каждым разом хотелось, чтобы нечаянная жертва была моложе... Чтобы, закрыв глаза, представить, что это Он... И ты представлял, забываясь в тумане своей мечты, а они... Просто подвернулись под руку. И яркий красавец с глазами цвета абсента, и светловолосый юноша, наивный и чистый, и тот, что лежит перед тобой, провалившись в тяжелый, болезненный сон. Шестнадцатилетний мальчик из какой-то новой молодежной группы, которого можно было бы принять за готичную неоформившуюся девочку-подростка. И множество других, не таких запоминающихся....
Ты откидываешься на подушки и блаженно закрываешь глаза. Сегодня было хорошо...
Завтра будет.
Лучше.
Конец